Татьяна КРАМАРЕВА - «Мяса и крышу!»

«Мяса и крышу!» — вот чего жаждут герои нового спектакля Норильского Заполярного театра драмы. Мяса — потому что вечно дико голодны. А крышу — не только потому, что жить негде — им дико не хватает общения. «Своего человека». И так от грубой, к тому же, животной, физиологии внимание перемещается в сферу духовных ценностей, гуманизма — словом, незабвенного программного манифеста Маленького Принца насчёт ответственности за тех, кого удалось приручить.

Норильск. Достучались

Собаки
В спектакле «» по повести К. Сергиенко, правда, нет никакого Лиса, зато есть стая бродячих псов под предводительством Чёрного. Бродяги давным–давно облюбовали овраг, на который вот–вот обрушится строительная техника: этакое бельмо на глазу города когда–то же и надоест горожанам! Выбор у псов невелик: либо попытаться понравиться людям, чтобы обзавестись хозяевами; либо огрызаться и кусать так свирепо, чтобы овраг просто побоялись сровнять с землёй.

Собаки
«Собаки» интересны, прежде всего, своей пластической философией. Нет «просто движений» актёра по сцене из пункта А в пункт Б, дабы принять известную позу в заданной режиссёром точке и оттуда подать в нужный момент реплику. Зато есть — временами — трагическая пантомима. Особенно если появляется Андрей Ксенюк в образе Хромого — пса, просящего подаяние на остановках и вечно безжалостно избиваемого. Грустный клоун, Пьеро в собачьей шкуре, «маленький человек» Чарли Чаплина — всё это Хромой. А. Ксенюку достаточно неловко повернуться всем телом, тяжело опираясь на костыль, чтобы не потерять из виду стремительного вожака стаи, — и по этому движению уже понятно, какой характер он изображает. Ох, боюсь углубиться в ассоциации, но если и бывают Божьи твари, то Хромой — из их числа.

Норильск. ДостучалисьНе меньше задумчивой глубины в пластике Ксении Шабалиной — Бывшей Таксы. Вот лишь один момент спектакля, который проходит гораздо быстрее, чем его можно описать. Всё, что осталось Таксе от счастливого прошлого у любимого хозяина, — некогда зелёный бархатный бант. Рука у К. Шабалиной — как надломленная веточка, когда она приподнимает свой «счастливый» бант, чтобы указать на него товарищам по стае.

Первый кот на деревне — простите, в овраге — конечно, Ямомото (Александр Глушков). Хотя бы потому, что, кроме него, других здесь нет. Ямомото прекрасно усвоил смысл пословицы «Неважно быть, сумей прослыть». Он вальяжен и наивно многозначителен, понимая, что он по сравнению с бродячими псами — особа чуть ли не царской крови. Кот, разглагольствуя с важным видом, словно бы переливается из одной позы в другую, как серая мерцающая капля ртути — облегающий комбинезон этому весьма способствует. И пластике Ямомото можно было бы петь дифирамбы очень долго, если бы не одно досадное «но»: почему–то самой яркой краской в палитре актёра оказалась нежно– голубая. А как насчёт других, не столь вызывающих цветов?

Наконец, есть Чёрный (Дмитрий Кугач) — вожак, уверенный в своих силах и заражающий этой уверенностью стаю и зрительный зал. Чёрный — конечно, не рыцарь благородных кровей. Но столько благородства в подчёркнутых — точных — его движениях, что даже зловещие покачивания цепи в его руке наводят, скорее, на мысли о мужестве, чем о свирепости.

По идее, действует в спектакле ещё один сильный, но глубоко погружённый в философские размышления персонаж — Гордый (Роман Лесик). Однако именно силы актёру и не хватило. Извините за банальность, его страдания за весь род псов не убеждают. Вот, думаешь, сейчас должен вскинуть голову — и вскидывает. Вот, предполагаешь, сейчас возьмёт паузу — и берёт. Говорят, так бывает, когда режиссёрский настрой не нашёл отклика в душе актёра. Получается всё академично, правильно и... уныло, как горный пейзаж Шотландии. Кстати и наряд Гордого — из чёрно–красной шотландки.

«Собаки» — спектакль, подобный неспешному потоку, в самом неприметном месте которого притаился глубокий омут. А едва зритель вынырнет из этого омута на поверхность, едва отдышится — его со свистом увлекает в водопад. Что имею в виду?

Во–первых, смелый эксперимент включения в игру всего зала. Музыкальные темы в «Собаках» не случайно взяты в том числе из композиций театра В. Полунина: да здравствует гротеск вперемешку с эксцентрикой — преувеличение плюс сломанная логика дают мощный эффект.

А во–вторых, спектакль, в течение которого сильные эмоции подразумевались, но внешне не слишком–то проявлялись, заканчивается на взрыве, на буре страстей. Один подсвеченный задник сцены — багровое зловещее полотнище, за которым мечутся схваченные решёткой тени, чего стоит!
Собаки
Норильск. Достучались
Финал оглушает и ослепляет. Финал, как ни парадоксально, просветляет. Режиссёру Анатолию Кошелеву удалось главное — достучаться до зрителя. Может быть, у кого–то в душе приоткроется «собачья дверца» (её почти без надежды на успех ищет вся стая). И при виде бродячего пса на норильской улице у прохожего поднимется не нога — чтобы пнуть, а рука — чтобы приласкать.

Татьяна КРАМАРЕВА. Фото Владимира МАКУШКИНА.

http://gazetazp.ru/2008/55/9/